Светильник над головой задумавшегося об общей жизненной несправедливости малолетнего принца вдруг лопнул — в него угодил очередной луч, срикотешетивший от магического посоха. Придворный маг прошептал пару ругательств в адрес девчонки, которая не понимает, что ей желают только добра, и принялся сплетать другое заклинание. Разглядев в лице Фледеграна отчаянную решимость воспитателя, твердо намеренного облагодетельствовать воспитанницу, Анна изменила тактику — она бросила посох наземь, и, прикрыв лицо руками, упала на грудь мэтру. О, как я несчастна… о, какое горе-еееее…
Мэтр неловко обнял девочку и, поглаживая по голове, принялся увещевать, что, собственно, не всё так плохо, жизнь не заканчивается с проваленным экзаменом, и подумаешь, наука — дворцовый этикет… Анна подняла на мага зареванное лицо, захлопала красными глазами и скривила рот, тряся нижней губой и объясняя, что ей очень, очень плохооооо…
— Брось реветь, — буркнул Арден, сознавая, насколько велика его вина. Не перед Анной, спасите боги — это ж сколько в голове опилок надо держать, чтоб подумать, что он нарочно оживил кролика. Вот перед мэтром Фледеграном Арден точно виноват- в башне придворного мага, двумя этажами выше, на подоконнике лежала «Сумма добронравия», кошмарное алхимико-педагогическое сочинение в две тысячи страниц, повествующее о традициях воспитания подрастающего поколения в Кавладоре за последние восемьсот лет — и чуял принц, что не миновать ему этой «Суммы» конспектирования. Анна бросила на брата уничижительный взгляд, шмыгнула и продолжила заливать мантию мага слезами. Ну совсем с дуба рухнула. Ведь вчера, кажется, они с Дафной совсем успокоились, совершенно не плакали, только шушукались о чем-то в углу парка — и мама с тетей Ангеликой разрешили считать инцидент с кроликом, фонтаном и проваленным экзаменом исчерпанным.
Сегодня мама и тетя отправились выручать папу из Аль-Миридо — так объяснил дядя Роскар. А тетя Ангелика настаивала, что это всего лишь визит вежливости, напоминание королю Фабиану и папе о том, что неплохо бы иногда выполнять государственные обязанности, а не только дегустировать урожаи виноградников Сан-Тиерры.
Странные, право слово, это взрослые…
А девчонки еще страннее.
Из горлышка Анны вырвался еще один печальный вопль, и еще, и еще; маг покачивался, сотрясаемый рыданиями обнявшей его принцессы и по-отечески заботливо придумывал, какое же заклинание может хоть на пять минут прервать этот водопад отчаяния… На балкон вышла Дафна; по максимальному радиусу обошла брата, демонстративно не рискуя поворачиваться к нему спиной, удивленно посмотрела на храпящую графиню с горничной, жалостливо — на кошку, и с сочувствием похлопала сестру по плечу.
— Правда, Анна, успокойся. Ты ж на поросенка похожа, когда так ревешь.
— Хо… хорошо… — всхлипывая, мужественно проглотила последнее рыдание изрядно порозовевшая Анна. Мэтр Фледегран, уловив момент, пошевелил пальцами над головой девочки, кастуя «Сладкий сон». Принцесса тут же зевнула. — Я не буду плакать… Я только, только… хотела сказать, как я несча… ааа… стнаааа…
Анна зевнула еще шире, и мэтр Фледегран заботливо предложил принцессе прилечь, отдохнуть.
— Я ее провожу, — вызвалась Дафна. Подхватила сестру под локоток и увела в комнаты.
— Ваше высочество, — сурово повысил голос мэтр Фледегран.
— Чего? — недовольно проворчал Арден. — Я ведь ничего не сделал! Я только позвал Анну ужинать, сказал, что приготовили ее любимое жаркое… из кролика. А она опять заревела. Совсем уже… — мальчик покрутил пальцем у виска, объясняя истинную причину непоследовательного поведения сестры.
— Вашему высочеству не плохо было бы стать более чутким и заботливым по отношению к их высочествам, — наставительно погрозил пальцем Фледегран.
— Я хотел их развеселить! Но не умею… Скукота в этом вашем Фюрдасте, даже шут уволился… И вообще, я хочу в Талерин! В газете написано, что алхимики Университета сдали в Королевский Музей жутко красивый гобелен с подвигами дяди Роскара, я хочу его посмотреть!
Мэтра Фледеграна отчего-то малость перекосило, и он сурово прервал речь принца:
— Ваше высочество, извольте после ужина подняться в мою башню. Нас ждет «Сумма добронравия» и… да, пожалуй, не будем откладывать на потом — пора приниматься за изучение жизнеописаний ваших великих предков.
Вот такая скука и получилась в итоге. Жара, духота, и мэтр Фледегран, самозабвенно читающий одну официальную хронику за другой. Слушая о том, как король Ранн Четвертый по прозванию Сонный проиграл в карты провинцию Луаз, Арден грезил о том, как бы самому сыграть в «Короля и Звездочета» с Элоизой Росинант — она казалась ему самой нормальной из всех собравшихся барышень; или побегать в догонялки с Раулем Желореном, или спеть с дядей Роскаром охотничьи куплеты…
В десять часов вечера отчаянно зевающий принц Арден вернулся в свою комнату. Хорошо, не надо думать, как заснуть — челюсть просто сворачивалась набок от зевоты, навеянной деяниями предков.
Арден толкнул дверь, переступил порог…
На голову мальчика опрокинулось ведро, наполненное чернилами — наверное, по всему замку чернильницы собирали. Проморгавшись и с удивлением обнаружив у чернил сладковатый, как у медовой водички, привкус, принц сообразил, что немедленно вступить в боевые действия не получится — неплохо было бы промыть глаза. Бросился в ванную — сначала оказалось, что ручка смазана чем-то жирным, и так просто не открывается; потом… Потом от прикосновений заляпанного черным принца краны и вентили по-королевски роскошной купальни начали превращаться в розочки — мэтр Фледегран именно в эту минуту обнаружил пропажу из своей лаборатории артефакта, который пообещал сделать главному замковому садовнику, чрезвычайно недовольному присутствию среди гостей трех гномят — с тремя лопатами.