Мальчик подходит ближе, протягивает руку и осторожно проверяет, насколько реальна видимая в сумраке звериная фигура. Мне немного щекотно, но, в конце концов, я уже не первый год успешно притворяюсь музейным чучелком.
— «Яд Вига». Охранный артефакт в виде рыси-оборотня. Изобретена мэтром Вигом, магистром 10 ступени Школы Крыла и Когтя, с дополнительной специализацией в Школе Природных Начал (8 уровня), магистром криптозоологии и трансфизики Кавладорской Школы Магии по спискам года Бунтующего Камыша, почетным членом Академии Под Открытым Небом королевства Фносс, бакалавра словесности, бакалавра современных искусств по спискам Ллойярдского университета года Спящего Дракона, и прочая, прочая, прочая… для охраны личной Башни, — читает вслух принц Арден мою табличку. Прочитал бы вчера — было бы еще любопытнее, но ладно уж. Повеселилась ночь — и то приятно будет вспомнить. — Обладает личностью, хитра, коварна, терпелива, настойчива, подвержена вспышкам сентиментальности. Укус ядовит, и, по всей вероятности, смертелен.
— Она тебя не кусала? — заботливо спрашивает мальчика его воспитатель.
Я изнутри попробовала на прочность, белизну и ядовитость свои роскошные рысьи клыки.
— Нет, — отвечает его высочество. Дочитывает табличку: — При дневном свете невидима; в полнолуние оборачивается женщиной с неопределимым чувством юмора. Поймала 1723 вора…
— Тысячу семьсот двадцать одного вора, — рассеянно поправляет малолетнего принца придворный маг. Типа, смотрите, какой я умный и знающий, наизусть знаю любую табличку в вашем хвалёном музее…
— Одну тысячу семьсот двадцать три, — поправляет Арден, указуя перстом в руны таблички.
Мэтр Фледегран, нахмурившись, посмотрел на табличку. На меня. На табличку. На меня… Министр Спокойствия искренне, от души засмеялся — приятно, приятно видеть человека с таким прекрасным чувство юмора! — и проговорил:
— Вот хорошо! Оказывается, нам можно сэкономить на должности музейного сторожа! Он всё равно ничего не делает, только спит по ночам, а эта красавица и за себя постоять сможет, и украсть ничего не даст, и жалованьем обойдется минимальным…
Пальцы господина министра стучат — хочется верить, что не со зла, а так, автоматически, — по моему широкому умному лбу. Звук получается глухой. Со смесью выражения крайнего изумления и профессиональной подозрительности на сухощавом, вытянутом, если не сказать — лошадином, лице господин Ле Пле толкает меня — я аккуратно, сохраняя положение, приданное мне таксидермистом, заваливаюсь на бок.
— Мда… — протягивает министр кавладорского Спокойствия.
Мэтр Фледегран молчит. А любопытный Арден мигом спрашивает почтенного мэтра, что всё это значит.
Собственно, вопросов он задает не один, а одиннадцать тысяч сто одиннадцать в полторы минуты. Так его! Так его! Пусть почтенный мэтр поотвечает на «детские» вопросы! Я целую ночь это делала — чуть не облысела; теперь ты, старый хрыч, поработай!
Как только количество вопросов приближается к миллиону, придворный маг впадает в педагогическое бешенство (недуг, весьма распространенный среди магов-воспитателей). Мэтр Фледегран протягивает руку над головой мальчика и что-то спешно колдует. Лицо принца Ардена разглаживается, успокаивается, вопросы прекращаются и мальчик, совершенно волшебным способом начинает похрапывать, не теряя вертикального положения.
— Господин министр, не соблаговолите ли, — обращается мэтр Фледегран к своему спутнику. — Уведите мальчика обратно во дворец. Их величества, должно быть, скоро изволят проснуться — не стоит их пугать внезапным исчезновением его высочества. А я сейчас проверю, не похитили ли грабители что-нибудь из выставленных в музее магических артефактов, и вас догоню.
Министр, разумеется, и не думает сей же секунд бросаться выполнять просьбу придворного мага. Ему тоже интересно, какие из заключенных в Королевском Музее ценностей остались на месте, какие переместились, почему, каковы особенности героизма и исполнительности присмотренного для исполнения сторожевых обязанностей охранного артефакта… Господин Ле Пле тоже получает коротенькое гипнотическое внушение — легонькое, только чтобы убрался, и, наконец, мальчик и министр закрывают за собой дверь музейного помещения.
Мэтр Фледегран тут же начинает шипеть на меня, напоминая пелаверинскую змею-златошвейку, которую укусил бешеный скорпион:
— Опять взялась за свои фокусы! Что ты наделала?! Мне пришлось заколдовать и принца Ардена, и министра! А ведь они просто так не успокоятся! Что, прикажешь и память им обоим менять?!
Я поднимаюсь с пола, отряхиваюсь и грациозным прыжком возвращаюсь на прежнее место. Была бы сейчас ночь, позволяющая проявиться моей человеческой сущности, я бы ответила. Ох, я бы ответила…
Мэтр Фледегран выдает длительную воспитательную сентенцию и обещает меня заколдовать, если я еще раз посмею так развлекаться. Пережидаю бурю. Не в первый, собственно, раз.
Пообещав мне казни гиджийские и тяготы пентийские, выдав намерение пожаловаться на меня моему создателю, мэтр Фледегран уходит, кипя негодованием.
Я пожимаю рысьими плечами, принимаю более удобное положение, и, пока смотритель музея не пришел раскрыть шторы, любуюсь своим отражением в зеркале.
Мой изумрудный мех — от кончика носа до кончика хвоста — полыхает в темноте холодным пламенем…
Я, Напа Леоне Фью из клана Кордсдейл (кавладорская ветвь), настоящим утверждаю, что действия, совершенные мною в Илюмских горах на границе королевств Кавладор и Иберра, и прочих территориях в минувший вторник и среду, были результатом несчастливого стечения обстоятельств и веления Судьбы, и я как есть ни в чём невиновна.