Не будь Далия подстрекателем и ассистентом нескольких весьма аргументированных споров между коллегами-историками, она бы и знать не знала таких подробностей жизни королевы Фани. Вторым достоверным источником сведений о воительнице трехсотлетней давности была, как ни странно, Напа Леоне Фью из клана Кордсдейл. У гномов вообще хорошая память, а дедуля Напы, оказывается, самолично ковал предводительнице Зингских Валькирий какую-то деталь одеяния — то ли щит, то ли топор, то ли пуговки с хитро спрятанными потайными лезвиями, то ли обручальное колечко с шипами по ободку. С гномьей точки зрения любой солидный заказчик становится буквально членом семьи; следовательно, Напа имела такие же права на воспоминания о королеве Фане, как, допустим, королевский дом Ллойярда или семейство короля Гудерана Х.
Как-то раз, после пятой бутылки полусладкого тривернского, Напа Леоне под очень большим секретом поведала мэтрессе Далии, что считает себя немного похожей на легендарную королеву Зингских Валькирий. Самую малость — ростом, цветом глаз и квадратной плотностью телосложения…
Утром алхимичка убедилась, что графская библиотека содержит необходимый трехтомник, что он в меру зачитан и покрыт следами высохших слез. Придя в себя после чахлого завтрака, Далия выдала чудодейственную методу. Так как в питании Элоиза, как и все население замка Росинант, уже достаточно ограничена, и карму регулярно чистит, значит, для долгожданного похудания девочке не достает только физической нагрузки. Вперед!
Спешно созванные горничные под руководством графини сшили нечто, напоминающее гигантский мешок для картофеля, и Элоиза, наряженная в этот «костюм для физических упражнений», отправилась совершать пробежку в парке. Взгляд, которым девушка наградила мэтрессу два часа спустя, уже не был благодарным — это был кроткий, грустный, полный вселенской печали взгляд коровки, путешествующей в сторону бойни, и Далии не осталось ничего другого, как отдать Элоизе свой ужин — чтоб хоть немного вернуть бедной страдалице веру в человеческий род… Голодная мэтресса потом долго плевалась и укоряла себя за антипедагогическое поведение.
А в-третьих, Напа Леоне стала читать книжку. Нет, ничего специфического в самом факте гномьего чтения не было. Но, с одной стороны, Напа зачитывала вслух особо занимательные, с ее точки зрения, места, покатываясь при этом со смеху так, что иногда падала со стула или кровати на пол — попробуйте находиться в одной комнате с такой юморной соседкой, когда настроение у вас мрачнее грозовой тучи. А с другой стороны, книжка была сочинением мадам Фелиции Белль, ответу романтического Брабанса велеречивости господина Айсбр. Эпопея называлась «Сердце моё — твоё навсегда».
Далия тоже прочла, и нашла сей роман исключительно скучным: очередная повесть о вечной любви, она не поняла, он не пожелал объясниться, она ушла, оно случилось, после чего он отправился на далекие острова Ледяного Океана, еще севернее Риттландских, чтоб найти покой. Что нашла смешного в этом произведении Напа? Описание сцен, когда страдающий от неразделенной любви герой путешествовал по ледяным торосам сначала в обществе верного оруженосца, потом они оба оголодали, оруженосец умер первым, завещав свое тело господину. Изобильная фантазия Фелиции Белль, оказывается, смаковала не только некромантские извращения, но Напа… Напа Леоне зачитывала очередную сцену, когда, томимый мрачными предчувствиями герой смотрел на луну, вздыхал о своей возлюбленной, готовил себе очередной ужин, — и нечуткая гномка хихикала, утверждая, что ГОТОВИТ ОН НЕПРАВИЛЬНО!!!
После двух вечеров в обществе плотоядно облизывающегося в ее сторону кота и хихикающего эксперта в области кулинарии, Далия стала задумываться о гномоубийстве.
С каждым прожитым днем — даже не днем, а часом — мэтресса все больше и больше злилась на Напу и постоянно следующего попятам за гномкой кота, которых теперь воспринимала как единое, шестиногое, с пушистым хвостом и клювообразным горбатым носом существо. Кот мешал мэтрессе спать — по ночам он аккуратно и бесшумно забирался к ней в постель, сначала топтался по ногам, потом подбирался все выше, выше, пока не оказывался у Далии на плече. На плече в лучшем случае, потому что на спине или других частях Далии котику тоже нравилось лежать, а терпеть эту негигиеничную, активно толстеющую и нагло мурлыкающую тварь алхимичка не собиралась. После каждого ночного визита кота невыспавшаяся Далия просила Напу приструнить своего питомца. Гномка подхватывала котика поперек живота, от чего он свешивался странной формы продавленным матрасиком, и говорила, что это очень хорошая киса. Только любит пошалить…
В глубине души Далия понимала, что раньше у гномки, вероятно, просто не было возможности потетешкаться вдоволь с домашними питомцами (самодвижущийся отбойный молоток, изобретение папеньки-гнома, а также тапочки в виде медвежат, выполненные маменькой-гномкой по специальному заказу для принца Ардена из шкуры, добытой принцем Роскаром, не в счет); пройдет некоторое время, Напа сама поймет, что любовь к животным — она любовь только на пять процентов, а остальные девяносто девять — это строгость, строгость и строгость… Но растить в себе зерна всепрощения получалось у голодающей мэтрессы Далии все хуже и хуже.
В довершение несчастий Элоиза совершенно не худела. Четыре дня интенсивных физических упражнений привели к тому, что девица стала еще румяней и еще голодней. Теперь она съедала обед-ужин из салата с морковкой не за семьдесят секунд, как было сразу по прибытии Далии и Напы в Росинант, а за двадцать.